В ЧУЖОМ ПОРТУ, ВДАЛИ ОТ ДОМА
Борис Ремень, первый помощник капитана т/х «Мозырь» Черноморского пароходства
ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ
ВЕТЕРАН
Наша старенькая «Кооперация» шла в очередной рейс Одесса — Александрия — Бейрут — Одесса. Скорость у нее всего десять узлов — неплохая для тех времен, когда судно строилось. Теперь же наши лайнеры бороздят просторы мирового' океана со скоростью более двадцати узлов. Однако «Кооперацию» уважают. Бывалые моряки помнят, что в Отечественную она была боевой единицей Северного флота, плавучей базой подводных лодок, а в шестидесятых ходила во льды Антарктиды с экспедицией ученых. Но время диктует свое, и «Кооперации» установили ограничение по возрасту: порты Средиземного моря, не дальше.
Стремительный циклон, обрушившийся на Одессу со стороны моря, только зацепил ее своим левым крылом. Но и этого было достаточно, чтобы ветеран-трудяга в предельном напряжении своих «лошадиных» сил с трудом выгребал против крутых накатов многотонных волн. Борта и надстройки со стальным упорством принимали их удары, деревянная отделка внутри старчески поскрипывала. Снаружи все покрылось соленой изморосью от растрепанных седых гребней. В снастях свистел средиземноморский ветер — ласковый летом, но резкий и грозный зимой. Мгла и сырость. Ни луны, ни звезд. Даже днем молочно-белая пелена нависала над верхушками мачт и предательски скрывала горизонт.
Но «Кооперация» потихоньку продвигалась вперед, к цели, в Александрию. В рефрижераторных трюмах уложены бочки с говяжьим жиром для парфюмерной промышленности Египта.
Пассажирские каюты, по обыкновению, пустовали. Обслуживающий персонал наводил в них чистоту, удаляя невидимые пылинки, иногда делали мелкий ремонт. В Александрии готовились взять на борт около ста пассажиров до Бейрута, десятка три автомашин и груз на Одессу.
Капитан Туманян неотлучно находился на мостике, сходя только пообедать или вздремнуть часок-другой, а то и отдыхал прямо в штурманской рубке, не раздеваясь. «Теребил» радистов, требуя чаще положенного сводки о погоде, навигационные предупреждения, просматривал факсимильные погодные карты. Следил за курсом.
Моряки на «Кооперации» бывалые, прошедшие не одну тысячу миль по океанским дорогам. И хотя подобные рейсы они и называют в шутку домашними — Средиземное море для черноморцев не весть какая даль! — однако, море есть море: знакомое, но капризное, а порой и жестокое. И на стареньком грузо-пассажире морской опыт — большое дело.
СПРОС И ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Доплыли не без забот, но благополучно, до порта назначения за четверо суток, вместо трех. Зашли за брекватер и с помощью буксира судно провели в дальний район порта, к угольному причалу. Закрепились концами, или «привязались», как выражаются любители необычной словесности. Причал грязный и покрыт слоем угольной пыли: рядом разгружался углевоз. Пыль ложилась на палубу «Кооперации», белоснежные надстройку и корпус. Придется потом матросам долго отмывать их щетками, с водой и мылом. Мало радости.
А тут еще и забот прибавилось. Глухой район. В таких нередко появляются любители поживиться за чужой счет, стащить то, что «плохо лежит». Подплывет этакий тощенький, в затрапезной одежонке, на залатанной лодке, закинет «кошку с концом» на фальшборт где-нибудь у носа или кормы и по нему, как циркач, шасть на палубу! Обрежет ножом кусок пенькового или капронового троса от бухты или стащит чехол с лебедки. А то побросает в воду доски, рыбинсы, ящики — что под руку попадется. Увидит опасность — прыг в воду. Иной встанет босой на латунную пробку замерной трубки, оглядываясь, вывернет ее пяткой, как ключом, вроде она у него из дамасской стали. Ценится металл, цветной особенно. Потом торгуют добычей у перекупщиков и старьевщиков, да и поди знай где еще! Бедолаги. Бизнес нищих портовых босяков в борьбе за жизнь, за кусок хлеба.
Иностранные моряки: шведы, англичане, норвежцы переняли у азиатских портовых полицейских непатентованный способ борьбы с воришками — бить из рогаток несчастного вора по ребрам, иногда ничем не прикрытым. Молчат или повизгивают, терпят, но тянут и «дело» делают.
Даже местные грузчики, вчерашние безработные, тоже порой приворовывают, не стесняясь, почти легально. К примеру, сбивают с бочек обручи. На каждой бочке, вместо шести, остается всего по два, только чтобы не рассыпалась. Обручи сминают, иногда прячут под спецовку, а то и в открытую несут. Такие «операции» производят на причале, перед погрузкой в автомашины. А охраннику — полицейскому в черной форме с белыми полотняными обшлагами — каждый такой «бизнесмена платит мелкой монетой, за молчание.
На такие дела наш моряк только смотрит. Груз на причале уже не наш, и тут, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не суйся. Но для охраны судна со стороны акватории порта выставляется дополнительная вахта.
Есть и другого рода добыватели, мелкие дельцы, интеллигенты портового бизнеса — менялы, или ченчисты, как называют их моряки. Эти промышляют на любом судне. И до чего интересная публика! Напористая, дошлая в погоне за деньгами, в устройстве своего «дела». Зная терпимость, обходительность и культуру нашего моряка, крутит порой, как самонаводящая торпеда, и без стеснения назойливо донимает своими предложениями.
С такими ченчистами часто сталкивается второй помощник капитана Гурницкий Владимир Иванович, потому что его рабочее время на стоянке проходит на палубе и в трюмах.
Появляется перед ним в этот раз усатенький, чернявый, бойкий человечек. По какой принадлежности на судне находится — иди разбери! Людей добрая сотня в трюмах и на палубе: кто работает, кто-то спит, кое-кто отбивает поклоны аллаху. Круговорот чужой жизни!
Подходит, значит, «деловой» человек к Владимиру Ивановичу и с завидной находчивостью говорит по-русски:
— Здорово! Я тебя знал, ты Юра.— Обычный предлог для завязывания знакомства. Расчет на то, что собеседник или согласится сразу или ответит, что он не Юра и назовется.
Гурницкий знает эти приемы любителей купить, продать, перепродать. Говорить они могут немного на двух-трех языках. Полиглоты в силу необхОДИМОСТИ. Принцип «делового» разговора у них один: сначала серия заученных вопросов с возрастанием скорости, потом такая же серия предложений.
Не хотел Владимир Иванович тратить время, да передумал. Может быть что-то новое появилось в «работе» добытчиков своего счастья)
— Калистрат мое имя, друг Садык.— Отвечает Гурницкий, произнося первое, пришедшее в голову имя медленно, в два слога и называя собеседника тоже наобум.
Темные глаза ченчиста смотрят несколько секунд в пуговицу на синей куртке помощника капитана. Видимо, новое незнакомое имя не сразу умещается в его сознании. Потом поднимает взгляд на Гурницкого. Шутки не улавливает. И то, что сам он, возможно, не Садык, а Ахмед, Махмуд или еще кто-нибудь, для него также несущественно, как имя Юра или Калистрат. Но считает необходимым, отступая от своих правил, задать вопрос для выяснения, авось пригодится для дела в дальнейшем:
— Э-э-э! Русский всегда один имя. Почему тебя два имя: Коля-и-Страт! — справшивает «Садык».
— Это по-старому. Давно было, понимаешь! Раньше. Правильно есть Коля,— разъясняет Владимир Иванович, улыбаясь.
«Садык» согласно кивает головой. Ему неважно, что было раньше. Главное, что сейчас. Теперь стало ясно — Коля! А впрочем Коля, Страт, Юра — хоть кто угодно. У него задача другая, а знакомство уже состоялось.
— Смотреть нада товар. Думать нада ченч, бизнес. Бери — давай, бери — давай! — пытается он «разъяснить» свое кредо.
— Не нужен мне ченч и бизнес,— отвечает Гурницкий, увидев как небрежно были опущены на причал бочки в плетеном «парашюте» и отвлекшись мыслями на свои грузовые дела.
— Зачем русский всегда не нада ченч! Это нет карашо,— «Садык» осуждающе качнул головой.— Бизнес, деньги карашо — много пей, кушай карашо.
— Да уж мне лучше знать, приятель, как жить и как кормиться,— говорит Гурннцкий и прощается: — Будь здоров, «Садык»!
Однако, смуглый проворный человечек не может не извлечь хоть какой-то пользы из этой беседы. Хватает помощника капитана за рукав куртки и просит:
— Дай курить, Коля. Знаю, тебе есть.
Владимир Иванович, сам некурящий, угощает ченчиста распечатанной пачкой сигарет «Кишинев». Тот достает одну сигарету, закуривает, а пачку кладет в карман:
— Гуд. Карашо. Спасиба.— Он еще немного стоит, потом, опомнившись, быстро уходит. Тощая маленькая его фигурка с наклоненной вперед лохматой головой выражают надежду на будущие удачи.
ВЫНУЖДЕННАЯ ДИПЛОМАТИЯ
Выгрузка с одновременной погрузкой продолжалась. Груза достаточно, чуть меньше того, что «Кооперация» могла максимально взять в свои трюмы. Девятьсот двадцать тонн, вообще говоря, крохи — для одного только трюма сухогруза, вроде «Мурома», а для старушки — свой рейсовый план грузоперевозок. Плюс другие заботы: выполнение графиков рейсов, обслуживание пассажиров, отсутствие жалоб, сохранность груза, да мало-ли чего в ежедневных делах-заботах!
Через 20 суток после выхода из Одессы надо прибыть назад к Воронцовскому маяку. И капитан со всеми коммерческими навыками старался обеспечить бесперебойную работу: приглашал к себе то агента, то стивидоров, то представителя фирмы. За чашкой кофе и в официальных беседах настойчиво «выжимал» от них обещания активизировать деятельность во всех звеньях. Конечно, и своих помощников тормошил, контролируя четкость вахтенной службы, работу судовых матросов-тальманов: получаемый груз был высокофрахтным, а потери или коммерческий брак — минус к оценке большой работы.
За грузовыми делами не забывалась и подготовка пассажирских кают, салонов. И если что-то случалось не так, тут уж и пассажирскому помощнику Бердику приходилось выслушивать от капитана напоминания об ответственности за порученное дело. В общем, как положено, в контроле за судовым распорядком, расстановкой людей и качеством их работы.
Бывает, что автомашины начнут подходить с перерывами или вдруг снимут одну-две бригады грузчиков. Тогда капитан возьмет кого-либо из своих помощников, чаще всего первого помощника, и оба поспешат в глубь портового района: к конторе, к стивидорам, к бригадирам. Капитан для такого случая и четки прихватит — ни дать, ни взять — правоверный мусульманин. Подойдут они к будке и еще у входа начнут приветствовать — «Салам алейкум!», на что в ответ услышат тоже приветливое — «Алейкум салам!»
Капитан, который только что руководил, действуя, так сказать, согласно уставным требованиям, сейчас должен стать дипломатом.
Многие местные портовые работники давно здесь знают капитана. Примут доброжелательно, предложат сесть. Четки в руках его мусульманам нравятся. Громкий восточный разговор стихает. Всем ясно, что человек пришел по делу. Но с вопросами не спешат. А Туманян и вида не подает, что для него эта волокита, как густой туман на переходе: и плывешь и ничего не видно. Однако, подсядет к играющим в нарды, проявляя к игре интерес, хотя мыслями далек от восточной игры
Хозяева, как и следует тому быть, закажут гостям по чашечке кофе.
Конторка, она же чайхана, никак не располагает к довольству — затрапезная времянка. Но, соблюдая обычаи, медленно попивают гости дешевый кофе, запивая сырой холодной водой. Потом задымят сигаретами. Арабы — советскими, гости — арабскими. Никто не начинает разговора первым. Ох, уж эти традиции! А уважать надо. И делается так не первый раз.
В чайхане набирается дыму от сигарет, словно от трубы паровика прошлого века, благо дверь никогда не закрывается — ее попросту нет. Кончается, наконец, игра в нарды, которой занят старший стивидор. Гости выражают восхищение скоростью игры и успехом победителя, не преминув сказать, примерно то же, проигравшему. Потом капитан, обращаясь к старшему стивидору, вежливо поинтересуется его здоровьем и, между прочим, делами. Но только тот заговорит о делах, Туманян переходит к вопросам выгрузки-погрузки и уже не упускает Ни на миг цепь претензий: администрация не выполняет своего обещания увеличить количество транспорта, бригад, а это влечет за собой То-то и то-то. Он спокойно ссылается на график, на предыдущие указания маленьких и больших местных начальников и получает, наконец. Вознаграждение за настойчивость — почти точную копию предыдущих заверений улучшить работу, а также Поданный к дверям чайханы легковой драндулет или такси для возвращения к борту судна.
После такой прогулки «дипломаты» возвращаются на судно, и снова от незамеченного другими импульса кипит работа. На завтра все может повториться, разве только в другом варианте. И капитан опять поспешит, уже к более старшему начальнику. Или пригласит отправителя груза к себе, а то и обратится в советское Торгпредство. Все бывает. Работа.
КУРС НА БЕЙРУТ
Освобожденные трюмы в этом рейсе были заполнены традиционным египетским грузом: «Ром Негро», «Бренди» и пивом «Стелла». Через неделю стоянки у грузового причала судно перешло к морскому вокзалу Александрии для посадки пассажиров и погрузки автомашин. За день перед этим несколько матросов под началом боцмана Заблудного, старого опытного моряка, отмыли слой пыли и копоти с корпуса, надстроек, стандерсов.
Стало известно, что поток морских путешественников до Бейрута резко уменьшился. Кочующие торговцы и прочий непоседливый люд прокладывали теперь свои курсы стороной от ливанской столицы — большого, красивого и бойкого города — к другим средиземноморским портам. В Ливане обострились разногласия христиан, мусульман и палестинских беженцев.
«Кооперация» стояла у причала и готовилась через час, согласно графику рейса, взять курс на Бейрут. Было погожее нежаркое утро 7 декабря 1975 года. Пассажирский помощник Бердик стоял на верхней площадке парадного трапа в позе манекена из магазина Торгмортранса «Альбатрос» и, грациозно держа голову, через очки в изящной оправе рассматривал подъезжавших к причалу пассажиров. У него «под рукой», как он говорил, находились каютная номерная и бельевая хозяйка, в чьи обязанности вменили провожать прибывших для отметки документов у «властей» и указывать отведенные места: экипаж в зимнее время был сокращен из-за уменьшения пассажиропотока.
Уже все пассажиры и их багаж размещены в надстройке, автомобили закреплены на палубе. Соблюдены формальности по отходу. В салоне своей каюты капитан заканчивал беседу с представительными гостями. Работник советского Торгпредства, агент, представитель фирмы и супервайзер допивали кофе. Вежливые улыбки, жестикуляция, кивки головой с неизменным «о'кей!». Все предыдущие неувязки — в сторону. Все хорошо, все благополучно. Туманян проводил гостей к трапу. Рукопожатия. «Гуд бай! Гуд лак!» — «до свидания, в добрый час!» Как принято.
Через пять минут по судовой трянсляции прозвучало уже обычное рабочее, отходное:
— Боцману — на бак! Палубной команде — аврал! Занять места по швартовному расписанию!
Судно пошло курсом на Бейрут. Почти по прямой. Море было относительно спокойным после малого местного шторма по названию «Эль-Фейда».
В делах и заботах экипаж провел день и часть ночи. В середине второго дня над судном прокружил израильский патрульный самолет акульей раскраски. Пассажиры реагировали на его появление недовольным длительным гомоном.
Судовая служба шла своим, раз и навсегда заведенным порядком. Бердик уже давно подсчитал выручку от билетов и багажа, доложил капитану об итогах и расхаживал по судну с видом человека, добросовестно сделавшего свое дело и незря плавающего. Спросит кого-либо из пассажиров о здоровье и нет ли жалоб. Жалоб не было, здоровье расшататься ни у кого еще не успело — переход короткий, а море спокойное. Дорогу же к судовому врачу иностранцы, если им надо, находят сами.
Время шло к вечеру. Пассажирам надоело бегать по коридорам, трапам и палубам. Такая уж особенность у людей из этих мест: с отходом все начинают передвигаться по всем переходам и палубам. А за сутки удовлетворили, видимо, свое любопытство, устали или убаюкал их еле слышимый гул машинного отделения. Так или иначе, но они уже не метались, сидели в курительных салонах, на диванах и в креслах, поджав под себя ноги или подняв колени до подбородка — восточная поза. Бесконечно дымили дешевыми сигаретами, гортанно переговариваясь. Все они возвращались на родину — к своим местам, большая часть — в Бейрут. Контингент разный: несколько моряков с торгового ливанского судна, едущих в отпуск, торговцы с большими баулами и саквояжами, какие-то непроницаемые особы, вроде банковских служащих или детективов, а также несколько многодетных семей. Дети тоже набегались за день и лежали после ужина в каютах.
Моряки-ливанцы были все молодые и большинство явно не арабского происхождения. Как выяснилось из разговоров с пассажирским помощником, это были армяне. В их компании выделялся высокий, спорного вида человек со стремительным взглядом темных глаз, модно одетый, с галстуком, тогда как другие носили на шеях яркие цветные платки. С высоким армянином плыли жена и маленькая дочь. Он и двое его друзей оказались владельцами «Мерседеса», «Форда» и «Волво», которые стояли на палубе, закрепленные между центральной и кормовой надстройками. Эти приятели часто забирались в кабины автомобилей, включали радиоприемники и, закрывшись, слушали передачи минут по двадцать.
Арабы, в основном среднего возраста, а кое-кто и постарше, меньше двигались, больше сидели. Особенно в вечерние часы. Один из них, мужчина лет сорока пяти, невысокого роста, с тоненькими усиками на круглом, смуглом лице, все время сидел в кресле. Отличался от других спокойствием и задумчивостью. На голове его постоянно серела войлочная исламская шапочка — мусульманин. Его жена с тремя маленькими детьми к вечеру ушла в каюту.
День убывал. Стемнело. И только темно-бордовые прожилки между слоями ночных облаков, которые еще просматривались со стороны кормы и левого борта, напоминали о щедром и ярком солнце, ушедшем одарить теплом и радостью тысячи людей где-то в западном полушарии. Бердик проявил служебную инициативу — организовал интернациональный вечер. На судне был, как водится, комплект музыкальных инструментов для художественной самодеятельности. Подобрали исполнителей: несколько человек из экипажа и согласившихся выступить моряков-ливанцев.
Зрители расселись в музыкальном салоне. Судовые самодеятельные артисты спели несколько песен. После них выступили ливанцы. Гости пели на армянском языке, поглядывая на Туманяна. Они знали уже, что он армянин. Кое-кто из них побывал в Союзе, путешествовал вдоль Аракса и Раздана, посетил святыни верующих армян, резиденцию католикоса в Эчмиадзине, видел в Ереване первый в мире памятник жертвам кровавого геноцида, подсвеченный снизу вечным огнем, спаренный стальной обелиск, символизирующий собой братство по оружию и клятву интернационалистов над могилой павших. Выступлениям не было конца. Даже маленькая дочка высокого ливанца исполнила какую-то детскую песенку. В общем, вечер прошел на должном уровне. Пассажиры угомонились, примолкли. Только высокий ливанец и его друзья долго сидели за стеклами «Форда», и нервные вспышки сигарет освещали их напряженные лица. Время близилось к полуночи, скоро Бейрут.
